Житие епифания. Житие епифания кипрского

Епифа́ний Солове́цкий (ум. 14 (24) апреля ) - инок (прежде монах Соловецкого монастыря), противник церковных реформ Патриарха Никона . Вместе со своим другом и сподвижником Аввакумом был казнён в Пустозерске 14 апреля 1682 года . Известен как автор автобиографического «Жития». Почитается старообрядцами как священномученик .

Биография

Епифаний родился в крестьянской семье, дата и место рождения неизвестны. В 1645 году он пришёл в Соловецкий монастырь (предположительно из Москвы), был келейником старца Мартирия. После семилетнего послушничества пострижен в монахи.

В 1657 году, после начала церковных реформ Епифаний покидает монастырь и некоторое время живёт в скиту на реке Суне (этот период подробно описан в «Житии»). В 1666 году пришёл в Москву на церковный собор, где обличал царя и патриарха Никона. Епифаний был расстрижен и вместе с другими вождями раскола сослан в Пустозерск . В Пустозерске Епифаний продолжал свою проповедь. В 1670 году монаху отрезали язык и отрубили пальцы на руке, а в 1682 году он был сожжён вместе с протопопом Аввакумом, дьяконом Фёдором и священником Лазарем.

Житие

Житие состоит из двух частей, причём первая написана примерно в 1667-1671 годах, а вторая - в 1675-1676 (по предположениям некоторых исследователей - в 1673-1675). В первой части Епифаний рассказывает о жизни в скиту на Суне; во второй - о гонениях за веру и о жизни в Пустозерске. Как и произведения Аввакума, «Житие» Епифания написано «природным» русским языком. Однако, в отличие от Аввакума, Епифаний уделяет мало внимания фактической стороне своей биографии. Большая часть «Жития» носит характер духовной исповеди.

Напишите отзыв о статье "Епифаний Соловецкий"

Примечания

Литература

Робинсон А. Н. Жизнеописания Аввакума и Епифания: Исследование и тексты. - М.: Изд-во АН СССР, 1963.
Понырко Н. В. Три жития - три жизни: Протопоп Аввакум, инок Епифаний, боярыня Морозова (тексты, статьи, комментарии). - СПб.: Пушкинский Дом, 2010. -296 с.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Епифаний Соловецкий

Князь Андрей наблюдал этих робевших при государе кавалеров и дам, замиравших от желания быть приглашенными.
Пьер подошел к князю Андрею и схватил его за руку.
– Вы всегда танцуете. Тут есть моя protegee [любимица], Ростова молодая, пригласите ее, – сказал он.
– Где? – спросил Болконский. – Виноват, – сказал он, обращаясь к барону, – этот разговор мы в другом месте доведем до конца, а на бале надо танцовать. – Он вышел вперед, по направлению, которое ему указывал Пьер. Отчаянное, замирающее лицо Наташи бросилось в глаза князю Андрею. Он узнал ее, угадал ее чувство, понял, что она была начинающая, вспомнил ее разговор на окне и с веселым выражением лица подошел к графине Ростовой.
– Позвольте вас познакомить с моей дочерью, – сказала графиня, краснея.
– Я имею удовольствие быть знакомым, ежели графиня помнит меня, – сказал князь Андрей с учтивым и низким поклоном, совершенно противоречащим замечаниям Перонской о его грубости, подходя к Наташе, и занося руку, чтобы обнять ее талию еще прежде, чем он договорил приглашение на танец. Он предложил тур вальса. То замирающее выражение лица Наташи, готовое на отчаяние и на восторг, вдруг осветилось счастливой, благодарной, детской улыбкой.
«Давно я ждала тебя», как будто сказала эта испуганная и счастливая девочка, своей проявившейся из за готовых слез улыбкой, поднимая свою руку на плечо князя Андрея. Они были вторая пара, вошедшая в круг. Князь Андрей был одним из лучших танцоров своего времени. Наташа танцовала превосходно. Ножки ее в бальных атласных башмачках быстро, легко и независимо от нее делали свое дело, а лицо ее сияло восторгом счастия. Ее оголенные шея и руки были худы и некрасивы. В сравнении с плечами Элен, ее плечи были худы, грудь неопределенна, руки тонки; но на Элен был уже как будто лак от всех тысяч взглядов, скользивших по ее телу, а Наташа казалась девочкой, которую в первый раз оголили, и которой бы очень стыдно это было, ежели бы ее не уверили, что это так необходимо надо.
Князь Андрей любил танцовать, и желая поскорее отделаться от политических и умных разговоров, с которыми все обращались к нему, и желая поскорее разорвать этот досадный ему круг смущения, образовавшегося от присутствия государя, пошел танцовать и выбрал Наташу, потому что на нее указал ему Пьер и потому, что она первая из хорошеньких женщин попала ему на глаза; но едва он обнял этот тонкий, подвижной стан, и она зашевелилась так близко от него и улыбнулась так близко ему, вино ее прелести ударило ему в голову: он почувствовал себя ожившим и помолодевшим, когда, переводя дыханье и оставив ее, остановился и стал глядеть на танцующих.

Епифаний Премудрый и его творения

Учеником преподобного Сергия Радонежского был и один из лучших писателей Средневековой Руси, Епифаний Премудрый (См. также: ). Именно им был составлен основной источник наших сведений о Сергии Радонежском - первоначальное Житие великого радонежского подвижника, которое входит в «число вершин русской агиографии» (Прохоров 1988. С. 216 ).

Некоторые исследователи древнерусской письменности полагают, что Епифанием написаны четыре сохранившиеся рукописи, которые сейчас находятся в Российской государственной библиотеке, в собрании Троице-Сергиевой Лавры. Не все исследователи согласны с таким предположением. Не всеми признается и создание Епифанием ряда произведений, например таких, как Поучение против стригольников, Слово о житии и преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя Русского, а также участие этого ученика Сергия в составлении летописей. Однако несомненно, что перу Епифания принадлежат Послание его другу Кириллу, Житие преподобного Стефана Пермского, первоначальное Житие преподобного Сергия Радонежского и Похвальное ему слово.

Сведения о Епифании Премудром черпаются, главным образом, из его собственных сочинений. Судя по составленному им Житию Стефана Пермского, Епифаний учился в ростовском монастыре Григория Богослова, так называемом «Братском затворе», славившемся своей библиотекой, был хорошо образован, владел греческим языком. В заглавии составленного им Похвального слова Сергию Радонежскому он назван его учеником. Некоторые известия о писателе содержатся в Житии Сергия Радонежского , которое было создано по материалам Епифания приехавшим на Русь с Афона писателем-монахом Пахомием Сербом (Логофетом). При этом сербский агиограф поведал, что автор первоначальных записок об основателе Троицы много лет был келейником радонежского святого. В 90-х гг. Епифаний покинул монастырь и переселился в Москву, но около 1415 г. вернулся в Троицу. Умер он не позднее 1422 г.

Житие преподобного Стефана Пермского, созданное Епифанием Премудрым

Стефану Пермскому было посвящено первое из известных сочинений Епифания - Житие святителя, имеющее название «Слово о житии и учении святаго отца нашего Стефана, бывшаго в Перми епископа». Со святителем Стефаном, просветителем зырян (современных коми), создателем их так называемой «пермской» азбуки, переводчиком богослужебных книг на зырянский язык, Епифаний был знаком лично: в одно и то же время оба были иноками ростовского «Братского Затвора»; при этом они много спорили о книгах. По всей вероятности, Стефан общался и с преподобным Сергием Радонежским. В Житии основателя Троицы помещен рассказ о том, как Стефан, проезжая в 10 верстах от Сергиева монастыря и не имея возможности посетить великого старца, поклонился в сторону Троицы, а тот, встав из-за трапезы, отвесил ему ответный поклон. С этим сюжетом связан обычай в Троице во время трапезы вставать и произносить молитву во воспоминание того приветствия.

Композиция Слова о пермском епископе оригинальна. В Слове отсутствуют Чудеса, но в то же время оно не является биографией в современном понимании этого термина. Епифаний словно между прочим говорит о знакомстве Стефана с великим князем Василием Дмитриевичем и митрополитом Киприаном, вместе с тем он не акцентирует на этом внимание читателя и не указывает, при каких именно обстоятельствах святитель познакомился с ними. Важное место автор уделяет обучению Стефана, описанию его интеллектуальных качеств, рассказывает о трудах Стефана по созданию пермской азбуки и пермской Церкви, а также о его переводах книг на зырянский язык. Помимо сведений о самом святом и современных ему исторических событиях, в этом произведении, созданном в стиле, как сам определил Епифаний, «плетения словес», значительное место занимают различные отступления: о месяце марте, об алфавитах, о развитии греческой азбуки. Используя прием гомеотелевтона (созвучия окончаний) и гомеоптотона (равнопадежья), ритмизуя при этом текст, Епифаний создает почти стихотворные пассажи, насыщенные метафорами, эпитетами, сравнениями. Заключительная часть Слова соткана из разных стилистических пластов: фольклорного, летописного и похвального. Слово о Стефане Пермском - уникальное произведение, созданное рукой великого мастера.

В ОР РНБ, в собрании П. П. Вяземского, хранится один из старейших списков Жития Стефана Пермского (80-х годов ХV в.), самый исправный и полный (шифр: Вяземский, Q. 10). На л. 194 об. (последняя строка) -195 (три строки сверху) (по современной фолиации) писец оставил частично зашифрованную запись, в которой тайнописью указал свое имя: «А писал многогрешный раб Божий Гридя, Ступин сын, ростовец, своим неразумиемъ и ума недостаточствомъ» (на верхнем поле приведена частичная расшифровка записи почерком кон. ХХ - нач. ХХ).

Послание Епифания Премудрого другу Кириллу

Другим произведением Епифания Премудрого является Послание его другу Кириллу в Тверь (заглавие: «Выписано из послания иеромонаха Епифания, писавшего к некоему другу своему Кириллу»), созданное в 1415 г. Послание было ответом на несохранившееся письмо архимандрита Корнилия (в схиме Кирилла), настоятеля тверского Спасо-Афанасиевского монастыря. В нем Епифаний рассказывает о четырех миниатюрах с изображением константинопольского собора Св. Софии, помещенных в принадлежавшем ему Евангелии. Эти изображения Кирилл видел у него в то время, когда писатель, убегая из Москвы от нашествия ордынского эмира Едигея в декабре 1408 г., обосновался в Твери. В ответном письме Епифаний поведал о том, что те рисунки собора были скопированы им с работ знаменитого художника Феофана Грека, с которым он был знаком лично. Послание имеет большую ценность, особенно для историков искусства. Только из него известно о том, что Феофан Грек расписал более 40 каменных церквей и несколько светских построек в Константинополе, Халкидоне, Галате, Кафе, Великом Новгороде, Нижнем Новгороде, Москве, а также «каменную стену» (вероятно, казну) у князя Владимира Андреевича и терем у великого князя Василия Дмитриевича. В Послании Епифаний рассказал о своих наблюдениях над творческой манерой Феофана, который, покрывая фресками стены зданий, беспрестанно ходил, беседуя, и никогда не смотрел на образцы. При этом Епифаний иронизирует над теми иконописцами, которые бездумно следовали исключительно только известным примерам церковной живописи и не создавали ничего оригинального.

В ОР РНБ, в одном из сборников собрания Соловецкого монастыря, находится список Послания Епифания другу Кириллу . Когда и каким образом он попал в библиотеку этого монастыря, до сих пор неизвестно. Несмотря на то, что рукопись довольно поздняя (рубежа ХVII-ХVIII вв.), она уникальна, поскольку на сегодняшний день текст Послания в ней является единственным списком этого произведения (шифр: Солов. 15/1474, л. 130).

Слово похвальное преподобному Сергию Радонежскому, составленное Епифанием Премудрым

По мнению большинства ученых, Епифанием была составлена похвала преподобному Сергию под названием «Слово похвално преподобному игумену Сергию, новому чудотворцу, иже в последних родех в Руси возсиявшему и много исцелениа дарованием от Бога приемшаго». Поскольку в Слове говорится о нетленности мощей преподобного Сергия, одни исследователи считают, что оно было написано после обретения и переложения мощей святого в раку, то есть после 5 июля 1422 г. (Кучкин. С. 417 ). Другие полагают, что Слово было создано 25 сентября 1412 г. в связи с освящением восстановленного Троицкого храма (Клосс. С. 148 ). Из Слова следует, что автор много путешествовал и побывал в Константинополе, на Афоне и в Иерусалиме. Стилистически Похвальное слово однородно с другими произведениями Епифания.

В ОР РНБ, в сборнике из состава Библиотеки Софийского Новгородского собора, хранится список Похвального слова , созданный в 90-х гг. ХV в. (шифр: Соф. 1384, л. 250-262, 1490 г.). Также Слово было включено и в Софийский список Великих Миней Четьих (шифр: Соф. 1317, л. 388 об.).

Тропарь преподобному Сергию Радонежскому, составленный Епифанием Премудрым

Принято считать, что Пахомием Сербом была составлена и Служба основателю Троицы. Однако не так давно музыковеды-медиевисты в рукописи кирилло-белозерского книгописца кон. ХV в. Ефросина обнаружили тексты двух тропарей преподобному Сергию, где обозначены имена их составителей (Серегина. С. 210 ). На л. 196 сборника киноварью почерком написано: на правом поле у текста первого тропаря «Епифаниево», а внизу под текстом другого - «Пахомия Сербина». Это наблюдение позволило предположить, что Епифаний задумывал составить и Службу своему учителю. Возможно, в основе Пахомиевой Службы троицкому святому, как и его Жития, также лежат заготовки Епифания (шифр:
Кир.-Бел. 6/1083, л. 196).

Первоначальное Житие преподобного Сергия Радонежского ,
созданное Епифанием Премудрым

О том, что первоначальное Житие преподобного Сергия Радонежского было написано Епифанием Премудрым, мы знаем из Жития, составленного афонским писателем-монахом Пахомием Сербом (Логофетом). Афонец значительно переработал текст Епифания и создал несколько редакций посвященного троицкому подвижнику произведения. Долгое время считалось, что Епифаниево Житие преподобного Сергия дошло до нашего времени только в виде инкрустаций в сочинении Пахомия. Однако совсем недавно был выявлен текст Жития , который наиболее близко отражает произведение, созданное Епифанием (Клосс. С. 155 ). Это список нач. ХVI в., хранящийся в ОР РНБ (шифр: ОЛДП. F. 185).

Епифаниев текст находится в составе так называемой Пространной редакции Жития преподобного Сергия, начиная с предисловия и заканчивая главой «О худости порт Сергиевых и о некоем поселянине»; последующее изложение событий принадлежит Пахомию Логофету. Текст Епифания определен на основании текстологического сопоставления всех списков Жития, особенно на основании анализа вставок, сделанных на полях рукописей. Сравнение этой редакции с Житием Стефана Пермского, составленным Епифанием, свидетельствует и о стилистической однородности этих текстов. В обоих случаях используются одинаковые фразеология, лексика, цитаты, темы, образы, ссылки на одни и те же авторитеты; также схоже противопоставление Стефана и Сергия «санолюбцам», добивающимся высоких должностей при помощи «посул».

Вместе с тем в Житии Сергия, в отличие от Жития Стефана, почти отсутствуют отступления, не связанные напрямую с сюжетом, и довольно редки ритмизированные пассажи с гомеотелевтонами и синонимических амплификациями. В целом стиль Жития Сергия в этой редакции совпадает со стилем других произведений Епифания.

Мнение о том, что Житие преподобного Сергия в рукописи ОЛДП. F.185 наиболее близко отражает текст Епифания Премудрого, принято большинством исследователей древнерусской письменности.

Переработки XV-XVIII вв. составленного Епифанием Премудрым Жития преподобного Сергия Радонежского

Приехавший на Русь афонский писатель-монах Пахомий Серб (Логофет) не однажды «пересматривал» Житие преподобного Сергия Радонежского. По оценке разных исследователей насчитывается от двух (В. О. Ключевский) до семи (В. Яблонский) редакций этого памятника. В результате переработки Пахомия Житие Сергия пополнилось посмертными чудесами троицкого святого, оно значительно сокращено по сравнению с Житием Епифания и напрочь лишено лиризма, свойственного сочинению Сергиева ученика. Пахомий Серб придал Житию Сергия парадную форму, усилил элемент похвалы святому, удалил нежелательные антимосковские политические намеки с тем, чтобы сделать Житие пригодным для литургических нужд. Одна из ранних редакций Пахомия выявлена в ОР РНБ (шифр: Соф. 1248).

Редакция Жития преподобного Сергия с Чудесами 1449 г.

Редакциями Пахомия Серба не исчерпываются переработки Жития преподобного Сергия. В последующие времена текст Жития также подвергался «пересмотру», были сделаны дополнения, особенно в той части произведения, которые касались Чудес троицкого подвижника. Уже во второй половине ХV в. появилась редакция с текстами Чудес 1449 г. (согласно классификации Б. М. Клосса, это Четвертая Пахомиевская редакция, дополненная по Третьей редакции: Клосс. С. 205-206 ). Чудеса 1449 г. происходили в Троице-Сергиевом монастыре при игумене Мартиниане Белозерском. Именно при нем в 1448-1449 гг. была осуществлена общерусская канонизация преподобного Сергия (до этого времени основатель Троицы почитался как местночтимый святой). Вероятно, тексты Чудес 1449 г. были записаны если и не самим Мартинианом Белозерским, то, безусловно, с его слов. Преподобный Мартиниан Белозерский - ученик преподобного , собеседника преподобного Сергия. До того как стать игуменом Троицы, Мартиниан был настоятелем Ферапонтова Белозерского монастыря, основанного пришедшим вместе с преподобным Кириллом Белозерским из московского Симонова монастыря преподобным Ферапонтом Белозерским. То, как Ферапонтов монастырь и его окрестности выглядели в ХIХ в., можно представить по рисункам из альбома И. Ф. Тюменева «По Руси» , хранящегося в ОР РНБ (шифр: ф. 796. Тюменев, ед. хр. 271, л. 69, 73, 84)

В 1447 г. преподобный Мартиниан оказал поддержку московскому князю Василию Темному в его борьбе за великокняжеский престол, освободив его от крестного целования (другими словами, от присяги) еще одному претенденту на московское великое княжение, Дмитрию Шемяке. Одержав победу над своим противником, Василий Темный пригласил Мартиниана в Троицу в качестве игумена. Возможно, впрочем, что Чудеса 1449 г. были записаны со слов Мартиниана и самим Пахомием Сербом. Это могло случиться в то время, когда знаменитый писатель в начале 60 - х годов ХV в. приезжал в Кирилло-Белозерский монастырь для сбора материала о его основателе. Там, как об этом поведал сам Пахомий в Житии св. Кирилла, он и встречался с Мартинианом.
В ОР РНБ, в собрании Библиотеки Софийского Новгородского собора, находится рукопись кон. ХV в., в составе которой имеется довольно ранний список Жития преподобного Сергия Радонежского с Чудесами 1449 г. Списки с Чудесами этого времени крайне редко встречаются среди сборников, содержащих Житие основателя Троицы. Несмотря на то, что рукопись скромно украшена, почерк ее довольно изысканный и четкий (шифр: Соф. 1389, л. 281 (по верхней фолиации).

Житие преподобного Сергия в XVI в.

В XVI в. текст Жития преподобный Сергия Радонежского входит в состав целого ряда летописей и крупных книжных сводов. В середине XVI в. уже в Софийский комплект Великих Миней Четиих митрополита Макария под 25 сентября включаются две редакции Жития, составленные Пахомием Сербом (Проложная и Пространная), вместе с Похвальным словом Епифания Премудрого. Софийский комплект Великих Миней Четьих поступил в ОР РНБ в составе собрания Библиотеки Софийского Новгородского собора.
Тексты, посвященные преподобному Сергию, находятся в сентябрьском томе (шифр: Соф. 1317): Пространная редакция начинается на л. 373 об. , а Проложная - на л. 372 об.

Житие преподобного Сергия в XVII в.

В XVII в. над житием преподобного Сергия трудились Герман Тулупов, Симон Азарьин и Димитрий Ростовский.

Святитель Димитрий (в миру Даниил Саввич Туптало) (1651-1709), митрополит Ростовский и Ярославский, постригшийся в Киевском Кирилловском монастыре, в течение почти двадцати лет составлявший «Книгу житий святых» (Четьи Минеи), включил в нее и собственную редакцию Жития преподобного Сергия, в основе которой лежит текст из Великих Миней Четьих. «Книга житий святых» Димитрия Ростовского изначально была ориентирована на печатное издание. Прижизненных рукописных материалов сохранилось очень мало. Известно всего две рукописные книги Четьих Миней Димитрия Ростовского, выполненные, вероятно, при жизни святителя. Одна из этих книг, Четья Минея на декабрь , находится в ОР РНБ. На выставке представлен образец письма подготовившего этот список помощника Димитрия. Рукопись написана скорописным письмом в кон. ХVII в. (шифр: ОСРК. F.I.651).

Житие преподобного Сергия в XVIII в.

В ХVIII в. императрица Всероссийская Екатерина II обращалась к Житию преподобного Сергия Радонежского и в 1793 г написала свой текст, посвященный основателю Троицы. Однако он представляет собой не составленную императрицей новую редакцию Жития, а всего лишь выписки о Сергии Радонежском из Никоновской летописи. Подобные исторические подборки для Екатерины II составляли профессора Московского университета X. А. Чеботарев и А. А. Барсов (Дробленкова. Житие Сергия. C. 333 ).

В ОР РНБ, в собрании Петра Петровича Пекарского (1827-1872), академика, известного исследователя русской литературы и истории XVIII в., хранится рукописная тетрадь с составленным Екатериной II текстом. Он представляет собой копию, сделанную рукой П. П. Пекарского непосредственно с автографа императрицы: «Выписки из Жития преподобного Сергия Радонежского» (шифр: ф. 568 Пекарский, ед. хр. 466).

Икона "Собор радонежских святых"

Ил. 1. Миниатюра «Преподобный Сергий Радонежский». Служба преп. Сергию Радонежскому. Сборник служб святым. ХVII в.
Шифр: ОСРК, Q.I.85, л. 425 об.

Виды Троице-Сергиевой Лавры. Рисунки из альбома И. Ф. Тюменева
«По Руси». Акварель. Втор. пол. ХIХ в.

Ил. 2. л. 30 Колокольня из-за сада

Шифр: ф. 796. Тюменев, ед. хр. 275
Ил. 3. л. 25. Вид с трапезной галереи

Виды Троице-Сергиевой Лавры. Рисунки из альбома И. Ф. Тюменева «По Руси». Акварель. Втор. пол. ХIХ в.
Шифр: ф. 796. Тюменев, ед. хр. 275
Ил. 4. л. 27. Северная сторона. Стены

Виды Троице-Сергиевой Лавры. Рисунки из альбома И. Ф. Тюменева «По Руси». Акварель. Втор. пол. ХIХ в.
Шифр: ф. 796. Тюменев, ед. хр. 275
Ил. 5. л. 23. Вид Троице-Сергиевой Лавры издали, с Московской дороги

Виды Троице-Сергиевой Лавры. Рисунки из альбома И. Ф. Тюменева «По Руси». Акварель. Втор. пол. ХIХ в.
Шифр: ф. 796. Тюменев, ед. хр. 275
Ил. 6. л. 26. Стены: Восточная сторона

Ил. 7. Миниатюра «Спас в силах». «Переяславское евангелие». Кон. ХIV-ХV в. Переяславль-Залесский. Писец дьякон Зиновьишко.

Ил. 8. Заставка. «Переяславское евангелие». Кон. ХIV-ХV в. Переяславль-Залесский. Писец дьякон Зиновьишко.
Шифр: ОСРК, F.п.I. 21 (из собр. Ф. А. Толстого), л. 7 об.

Ил. 9. Заставка. «Переяславское евангелие». Кон. ХIV-ХV в. Переяславль-Залесский. Писец дьякон Зиновьишко.
Шифр: ОСРК, F.п.I. 21 (из собр. Ф. А. Толстого), л. 79

Ил. 10. Заставка. «Переяславское евангелие». Кон. ХIV-ХV в. Переяславль-Залесский. Писец дьякон Зиновьишко.
Шифр: ОСРК, F.п.I. 21 (из собр. Ф. А. Толстого), л. 26

Ил. 12. Заставка и начало рукописи.
Лествица Иоанна Синайского. 1422 г.
Голутвинский Богоявленский монастырь (Коломна).
Шифр: Погод. 73, л. 1

Ил. 13. Приписка писца. Лествица Иоанна Синайского. 1422 г. Голутвинский Богоявленский монастырь (Коломна).
Шифр: Погод. 73, л. 297

Ил. 14. Миниатюра «Евангелист Матфей». Четвероевангелие. 1610 г.
Вклад в Павло-Обнорский монастырь.
Шифр: Погод. 163, л. 6 об.

Ил. 15. Запись о вложении рукописи в Павло-Обнорский монастырь. Четвероевангелие. 1610 г.
Шифр: Погод. 163, л. 239 об.

Ил. 16. Миниатюра «Преподобный Авраамий Галицкий». Служба и Житие преподобного Авраамия Галицкого (Городецкого или Чухломского). ХVIII в.
Шифр: АН лавра, А-69, л. 2

Ил. 17. Миниатюра, изображающая сюжет из Жития преп. Авраамия Галицкого. Служба и Житие преподобного Авраамия Галицкого (Городецкого или Чухломского). ХVIII в.
Шифр: АН лавра, А-69, л. 2 об.

Ил. 19. Молитвы, а также запись о вкладе рукописи. Иерусалимский устав. 1412 г.
Шифр: ОСРК. F.п.I.25, л. 1 об.

Ил. 20. Спасение Саввой Звенигородским царя Алексея Михайловича во время охоты на медведя. Иллюстрация Н. С. Самокиша к поэме Л. А. Мея «Избавитель». 1896-1911 гг.

Ил. 21. Эжен Роз (Евгений) де Богарне (1781 1824) - пасынок Наполеона Бонапарта, вице-король Италии. Гравированный портрет. Отдел эстампов РНБ

Ил. 22. Портрет герцогини
Дарьи Евгеньевны Лейхтенберг.
Худ. Ф. Фламинг. Франция. 1896 г.
Холст, масло. Государственный Эрмитаж

Ил. 23. Портрет Альбрехта Адама. Voyage pittoresque et militaire Willenberg en Prusse jusqu’ à Moscou fait en 1812 pris sur le terrain meme, et lithographié par Albrecht Adam. Verlag Hermann und Barth. München». 1827
(«Живописная картина военного похода от Вилленберга в Пруссии до Москвы в 1812 г.» (1827 – 1833 гг.)

Ил. 24. А. Адам. «Монастырь в Звенигороде. Главная квартира 13 сентября 1812 г.» («Abbaye de Zwenigherod. Quartier General le 13 Septembre»). Рисунок маслом из «Руского альбома» А. Адама. Государственный Эрмитаж, инв. № 25996

Ил. 25. А. Адам. «Монастырь в Звенигороде. 10 сентября 1812 г.» («Vue de ľabbaye de Zwenigherod le 10 Septembre»). Литография из альбома «Voyage pittoresque et militaire Willenberg en Prusse jusqu’ à Moscou fait en 1812 pris sur le terrain meme, et lithographié par Albrecht Adam. Verlag Hermann und Barth. München». 1827 («Живописная картина военного похода от Вилленберга в Пруссии до Москвы в 1812 г.» (1827 – 1833 гг.). Отдел «Россика», РНБ

Подпись-автограф Наполеона.

Ил. 26, 27. Письмо императора Наполеона Бонапарта, адресованное вице-королю Италии Э. Богарне. Фонтенбло. 14 сентября 1807 г.
Подпись-автограф Наполеона.
Шифр: ф. № 991. Общее собр. иностранных автографов, оп. 3, без №.

Подпись-автограф Наполеона.

Ил. 28, 29. Письмо императора Наполеона Бонапарта, адресованное вице-королю Италии Э. Богарне. Фонтенбло. 30 сентября 1807 г.
Подпись-автограф Наполеона.
Шифр: ф. № 991 (Общее собр. иностранных автографов), оп. 1, № 923

Ил. 31. Поминальная запись. Канонник. Кон. ХIV-нач. ХV в. и нач. ХV в. Симонов монастырь.
Шифр: ОСРК. О.п.I.6 (из собр. Ф. Толстого), л. 84

Ил. 32. Житие преп. Стефана Пермского, составленное Епифанием Премудрым («Слово о житии и учении святаго отца нашего Стефана, бывшаго в Перми епископа») Сборник. Нач. ХV в.
Шифр: Вяз. Q. 10, л. 129

Ил. 33. Запись писца Жития преп. Стефана Пермского, составленного Епифанием Премудрым Сборник. Нач. ХV в.
Шифр: Вяз. Q. 10, л. 194 об. (последняя строка) 195 (три строки сверху почерком писца)

Ил. 34. Послание Епифания Премудрого его другу Кириллу в Тверь.
Сборник. ХVII-ХVIII в.
Шифр: Солов. 15/1474, л. 130

Ил. 35. Похвальное слово преп. Сергию Радонежскому, составленное Епифанием Премудрым. Сборник. 90-е гг. ХV в.
Шифр: Соф. 1384, л. 250

Ил. 37. Житие преп. Сергия Радонежского (наиболее близкий текст, сост. Епифанием Премудрым). Список нач. ХVI в.
Шифр: ОЛДП. F. 185, л. 489 об. 490

Ил. 39. Ферапонтов-Белозерский монастырь. Рисунок из альбома И. Ф. Тюменева «По Руси». Худ. И. Ф. Тюменев (?). Акварель. Втор. полов. ХIХ в.
Шифр: ф. : ф. 796. Тюменев, ед. хр. 271, л. 69

Ил. 40. Ферапонтов-Белозерский монастырь. Рисунок из альбома И. Ф. Тюменева «По Руси».
Худ. И Ф Тюменев (?). Акварель. Втор. полов. ХIХ в.
Шифр: ф. 796. Тюменев, ед. хр. 271, л. 73

Ил. 41. Внизу: Озеро близ Ферапонтово-Белозерского монастыря. Вверху: Островок патриарха Никона Рисунок из альбома И. Ф. Тюменева «По Руси». Худ. И Ф Тюменев. Акварель. Втор. полов. ХIХ в.
Шифр: ф. 796. Тюменев, ед. хр. 271, л. 84

Ил. 42. Житие преп. Сергия Радонежского с чудесами 1449 г. Сборник. Кон. ХV в.
Шифр: Соф. 1389, л. 281 (по верхней фолиации).

Ил. 43. Предисловие к рукописи. Великие Минеи Четьи митрополита Макария (Минея на сентябрь). Сер. ХVI в.
Шифр: Соф. 1317, л. 3

Ил. 44. Заставка к рукописи. Великие Минеи Четьи митрополита Макария (Минея на сентябрь). Сер. ХVI в.
Шифр: Соф. 1317, л. 9

Ил. 45. Житие преп. Сергия Радонежского, составленное Пахомием Сербом Великие Минеи Четьи митрополита Макария (Минея на сентябрь). Сер. ХVI в.
Шифр: Соф. 1317, л. 373 об.

Ил. 47. Образец почерка помощника Димитрия Ростовского. Минеи четьи Димитрия Ростовского. Список кон. ХVII в.
Шифр: ОСРК. F.I.651

Ил. 48. Выписки из Жития преп. Сергия Радонежского, сделанные императрицей Екатериной II. 1793 г. Копия П. П. Пекарского с автографа Екатерины. Сер. ХIХ в.
Шифр: ф. 568. Пекарский, ед. хр. 466

Ил. 49. Помета скорописью: «Пролог Прилуцкого монастыря». Пролог. Кон. ХIV-нач. ХV в. Спасо-Прилуцкий монастырь.
Шифр: СПДА. А.I.264 (2), л. 2

Ил. 50. Заставка с изображением преп. Мартиниана Белозерского. Житие преп. Мартиниана Белозерского. Нач. ХVIII в.
Шифр: Погод. 739.

Ил. 51. Миниатюра, изображающая преп. Кирилла Белозерского. Начало Службы преп. Кириллу Житие преп. Кирилла Белозерского и Служба ему. 1837 г.
Шифр: Кир.-Бел. 58/1297, л. 4 об.-5

Ил. 52. Вещи из ризницы Кирилло-Белозерского монастыря,
принадлежавшие преподобному Кириллу Белозерскому.

Шифр: ф. 796. Тюменев, ед. хр. 271, л. 43

Ил. 53. Кирилло-Белозерский монастырь. Церковь преп. Сергия в Ивановском монастыре.
Рисунок из альбома И. Ф. Тюменева «По Руси». Худ. А. П. Рябушкин. Акварель. Втор. пол. ХIХ в.
Шифр: ф. 796.Тюменев, ед. хр. 271, л. 33

Ил. 54. Первая келья преп. Кирилла Белозерского.
Рисунок из альбома И. Ф. Тюменева «По Руси». Худ. А. П. Рябушкин. Акварель. Втор. пол. ХIХ в.
Шифр: ф. 796.Тюменев, ед. хр. 271, л. 34

Ил. 55. Начало второго Послания митрополита Киприана игуменам Сергию Радонежскому и Федору Симоновскому. Кормчая. Нач. ХV в.
Шифр: F.II.119

Епифаний Премудрый (ум. ок. 1420) — православный святой, агиограф. Известен, как составитель житий преподобного Сергия Радонежского и Стефана Пермского. Почитается в лике преподобных, память совершается 23 мая (5 июня) в Соборе Ростово-Ярославских святых.

Ему принадлежат «Житие преподобного Сергия», материалы к которому он начал собирать уже через год после смерти преподобного, а кончил написание около 1417—1418 годов, через 26 лет по смерти Сергия. Оно использовано, часто буквально, в «Житии Сергия» архимандрита Никона. В списках XV века это житие встречается очень редко, а большей частью — в переделке Пахомия Серба. Также написал «Слово похвально преподобному отцу нашему Сергею» (сохранилось в рукописи XV и XVI веков).
Вскоре после смерти Стефана Пермского в 1396 году Епифаний закончил «Слово о житии и учении святого отца нашего Стефана, бывшаго в Перми епископа». Известно порядка пятидесяти списков XV—XVII веков.

Епифанию приписываются также «Сказание Епифания мниха о пути в святой град Иерусалим», введение к Тверской летописи и письмо тверскому игумену Кириллу.
Второе крупное произведение Епифания - "Житие Сергия Радонежского". Писать его Епифаний начал, по его собственным словам, "по лете убо единем или по двою по преставлении старцеве начях подробну мало нечто писати." Преподобный Сергий умер в 1392 году, так что начало работы над его агиобиографией приходится на 1393 или 1394 год. Над ней Епифаний трудился более четверти века."И имеях же у себе за 20 лет приготованы такового списания свитки..." Видимо, смерть помешала агиографу полностью закончить задуманное "Житие". Однако труд его не пропал. Во всяком случае, в одном из списков "Жития Сергия" есть указание, что оно"списася от священноинока Епифания, ученика бывшего игумена Сергия и духовника обители его; а преведено бысть от свя-щенноинока Пахомия святые горы."

В отличие от своей предыдущей агиобиографии Епифаний наполняет описание жизни преподобного Сергия чудесами. Всеми мерами он стремится доказать врожденную праведность своего учителя, прославить его как предызбранного "угодника Божия", как истинного служителя Божественной Троицы, который стяжал светоносную силу знания троической тайны. В этом - основная задача писателя. И решая ее, рассказывая о жизни и деяниях великого подвижника, Епифаний неизменно проповедует исполнившиеся на нем "дела Божии", причем проповедует, по собственному же признанию, с помощью самого Бога, Богоматери и лично преподобного Сергия. Отсюда мистико-символический подтекст его произведения, организуемый и содержательно, и композиционно-стилистически. При этом Епифаний с большим мастерством использует библейские числа.

"Житие Сергия Радонежского" было написано на рубеже XIV-XV вв.

Епифаний стремился показать величие и красоту нравственного идеала человека, служащего прежде всего общему делу — делу укрепления Русского государства. Он родился в Ростове в первой половине XIV века, в 1379 году стал монахом одного из ростовских монастырей. Много путешествовал, побывал в Ерусалиме и на Афоне. Прекрасно знал греческий и другие языки. За свою начитанность и литературное умение Епифаний был прозван "Премудрым". Он отлично знал произведения современной ему и древней литературы, в составленные им жития обильно включены самые разнообразные сведения: географические названия, имена богословов, исторических лиц, ученых, писателей.

"Житие Сергия Радонежского" носит повествовательный характер, оно насыщено богатым фактическим материалом. Целый ряд эпизодов отличает своеобразный лирический оттенок (например, рассказ о детстве Сергия). В этом произведении Епифаний выступает мастером сюжетного повествования.

В "Житии" предстает идеальный герой древней литературы, "светоч", "божий сосуд", подвижник, человек, выражающий национальное самосознание русского народа. Произведение построено в соответствии со спецификой жанра жития. С одной стороны, Сергий Радонежский — это историческое лицо, создатель Троице-Сергиева монастыря, наделенный достоверными, реальными чертами, а с другой стороны, — это художественный образ, созданный традиционными художественными средствами житийного жанра.

Житие открывается авторским вступлением: Епифаний благодарит Бога, который даровал святого старца преподобного Сергия русской земле. Автор сожалеет, что никто не написал еще о старце "пречудном и предобром", и с Божьей помощью обращается к написанию "Жития". Называя жизнь Сергия "тихим, дивным и добродетельным" житием, сам он воодушевляется и одержим желанием писать, ссылаясь на слова Василия Великого: "Будь последователем праведных и их житие и деяния запечатлей в сердце своем".

Центральная часть "Жития" повествует о деяниях Сергия и о божественном предназначении ребенка, о чуде, произошедшем до рождения его: когда его мать пришла в церковь, он трижды прокричал в ее утробе. Мать же носила его "как сокровище, как драгоценный камень, как чудный бисер, как сосуд избранный".

Силой божественного промысла Сергию суждено стать служителем Святой Троицы. От божественного откровения он овладел грамотой, после смерти родителей отправился в места пустынные и вместе с братом Стефаном "начал лес валить, на плечах бревна носить, келью построили и заложили церковь небольшую". Уделом отшельника стал "труд пустынный", "жилье скорбное, суровое", полное лишений: ни яств, ни питья, ни прочих припасов. "Не было вокруг пустыни той ни сел, ни дворов, ни людей, ни проезжих дорог, не было там ни прохожего, ни посещающего, но со всех сторон все лес да пустыня".

Увидев это, огорчился Стефан и оставил пустыню и брата своего "пустыннолюбца и пустыннослужителя". В 23 года Варфоломей (так называли его в миру), приняв иноческий образ, был наречен в память о святых мучениках Сергии и Вакхе — Сергием.

Далее автор повествует о его делах и подвижническом труде и задает вопрос: кто может рассказать о трудах его, о подвигах его, что претерпел он один в пустыне? Невозможно рассказать, какого труда духовного, каких забот стоило ему начало всего, когда жил он столько лет в лесу пустынником, несмотря на козни демонов, угрозы зверей, "ибо много тогда было зверей в пустынном лесу том".

Он учил пришедших к нему монахов, желающих жить рядом с ним: "если служить Богу пришли, приготовьтесь терпеть скорби, беды, печали, всякую нужду и недостатки и бескорыстие и бдение" 5 .

Епифаний пишет, что многие трудности претерпел преподобный, великие подвиги постнического жития творил; добродетелями его были: бдение, сухоядение, на земле возлежание, чистота душевная и телесная, труд, бедность одежды. Даже став игуменом, он не изменил своим правилам: "если кто хочет быть старейшим, да будет всех меньше и всем слуга!"

Он мог пребывать по три-четыре дня без пищи и есть гнилой хлеб. Чтобы заработать еду, брал в руки топор и плотничал, тесал доски с утра до вечера, изготовлял столбы.

Непритязателен был Сергий и в одежде. Одежды новой никогда не надевал, "то, что из волос и шерсти овечьей спрядено и соткано, носил". И кто не видел и не знал его, тот не подумал бы, что это игумен Сергий, а принял бы его за одного из чернецов, нищего и убогого, за работника, всякую работу делающего. Так воспринял его и пришедший в монастырь поселянин, не поверив, что перед ним сам игумен, настолько он был прост и невзрачен на вид. В сознании простолюдина преподобный Сергий был пророком, а на нем ни одежды красивой, ни отроков, ни слуг поспешных вокруг, ни рабов, служащих ему и честь воздающих. Все рваное, все нищее, все сирое. "Я думаю, что это не тот", — воскликнул крестьянин. Сергий же проявил чистоту душевную, любовь к ближнему: "О ком печалишься и кого ищешь, сейчас Бог даст тебе того".

Великий князь Дмитрий Донской кланяется Сергию до земли, принимая благословение преподобного на битву с Мамаевой ордой. Сергий произносит: "Подобает тебе, господин, заботиться о врученном от Бога христоименитом стаде. Иди против безбожных, и, так как Бог помогать тебе будет, победишь и в здравии в свое отечество с великими похвалами возвратишься".

И когда заколебался князь Дмитрий перед боем, увидев великое войско Мамаево, от святого пришел скороход с посланием: "“Без всякого сомнения, господин, с дерзновением иди против свирепства их, не ужасайся, всяко тебе поможет Бог”. И тотчас князь великий Дмитрий и все воинство его от этого большую храбрость восприняло и выступило против поганых. И сразились, и многие тела пали, и Бог помог великому победоносному Дмитрию, и побеждены были поганые татары...".

Скромность, душевная чистота, бескорыстие — нравственные черты, присущие преподобному Сергию. Он отказался от архиерейского чина, считая себя недостойным: "Кто я такой — грешный и худший из всех человек?" И был непреклонен.

Автор подчеркивает "светлость и святость", величие Сергия, описывая его кончину. "Хоть и не хотел святой при жизни славы, но крепкая сила Божия его прославила, перед ним летали ангелы, когда он преставился, провожая его к небесам, двери открывая ему райские и в желанное блаженство вводя, в покои праведные, где свет ангельский и Всесвятской Троицы озарение принял, как подобает постнику. Таково было течение жизни святого, таково дарование, таково чудотворение — и не только при жизни, но и при смерти...".

Так Сергий Радонежский "просиял" добродетелями жития и мудростью. Такие люди, как Сергий, из исторических лиц превращаются в сознании поколений в идеал, они становятся вечными спутниками, и "целые века благоговейно твердят их дорогие имена не столько для того, чтобы благодарно почитать их память, сколько для того, чтобы самим не забыть правила, ими завещанного. Таково имя Преподобного Сергия: это не только назидательная, отрадная страница нашей истории, но и светлая черта нашего нравственного народного содержания".

Наиболее заметным, буквально бросающимся в глаза повествовательным элементом "Жития Сергия Радонежского" является число 3. Несомненно, автор придавал тройке особое значение, используя ее в связи с тринитарной концепцией своего сочинения, которая, очевидно, была обусловлена не только его собственным богословским взглядом на мир, но и тринитарной концепцией подвижнической жизни его героя - самого преподобного Сергия.

Житие Епифания. Легенды о Никоне

Среди писателей-старообрядцев первого поколения обращает на себя внимание своим незаурядным талантом инок Епифаний - один из трех «соузников» протопопа Аввакума в пустозерской ссылке.

«Родился я в деревне, - рассказывает Епифаний в своей автобиографии, - и как скончался отец мой и мати моя, и аз грешный иде во град некий зело велии и многолюден». Семь лет прожив в этом «граде», Епифаний в 1644 г. принял монашество в Соловецком монастыре. В 1656 г., когда «воздвижеся гонение на православную христианскую веру», Епифаний ушел на реку Суну, где жил тогда инок Кирилл, основатель сунарецкой «пустыни». Здесь Епифаний, «поучая» и «попов с причетники» и «всех людей», вскоре приобрел славу «учителя». От Кирилла Епифаний перешел к Корнилию, знаменитому впоследствии во всем Поморье расколоучителю, и прожил с ним два года, сначала на реке Водле, а потом на Кятк-озере.

В 1666 г. Епифаний явился в Москву для обличения царя и обращения его «ко истинней вере Христове святой старой». 17 июля 1667 г. он был представлен на суд патриархов, подвергнут казни - ему подрезали язык - и вместе с Аввакумом и попом Лазарем отправлен в Пустозерск в ссылку. Здесь - в 1670 г. ему снова подрезали язык и отрубили четыре пальца на правой руке. 14 апреля 1682 г. он вместе с Аввакумом, Лазарем и диаконом Феодором был сожжен на костре.

В историю старообрядческой литературы XVII в. инок Епифаний вошел как автор собственного «Жития», написанного им незадолго до смерти, в пустозерской ссылке (вероятно, в 1675 или 1676 г.), по «повелению» Аввакума, который настаивал на том, чтобы Епифаний в назидание всем «чтущим и послушающим» непременно рассказал о себе «хотя немношко».

«Житие» Епифания - оно писалось в два приема - состоит из двух частей: в первой части автор рассказывает о своей жизни на севере, в «пустыне» на реке Суне; во второй - преимущественно о своей пустозерской ссылке и о всем том, что он там пережил, «страдая» за «правую» веру.

Написанное, несомненно, в подражание «Житию» Аввакума, «Житие» Епифания в одном отношении, однако, существенно отличается от своего образца. Епифаний редко и неохотно излагает внешнюю, фактическую сторону своей биографии; он ее и помнит плохо и явно не дорожит ею, - в отличие от Аввакума, который и любил и умел подробно рассказывать разные события из своей жизни и прекрасно помнил их. В центре внимания Епифания его внутренний душевный мир, его настроения, сомнения, страхи, радости и печали. Повышенный интерес к своему внутреннему я, стремление описывать не столько факты, сколько свои переживания, вызванные этими фактами, склонность к самоанализу - своеобразная особенность «Жития» Епифания, придающая ему характер скорее лирической исповеди, чем автобиографии.

«Житие» свое Епифаний писал обрубками пальцев, в «темнице», в земляном срубе, «исполу-мертв, жив, погребен землею, яко во гробе», ожидая исхода души своей «с часу на час». Это сказалось на его «Житии». В нем немало места уделено подробному описанию разных «сонных видений», таинственных гласов, чудес. В объективной реальности этих своих галлюцинаций, рожденных его болезненно возбужденным воображением, Епифаний не сомневался; усматривая в них знак особого благоволения божьего к себе, он, как свидетельствует об этом Аввакум в своем «Житии», рассказывал о них и устно своим пустозерским «соузникам». Многое, о чем повествует Епифаний, производит впечатление какого-то сна наяву; реальная действительность так тесно сплетается у него с иллюзорной, что подчас трудно различить границу между ними. Дело в том, что Епифаний - это другая характерная особенность его стиля или психологического склада - свои бредовые галлюцинации облекает обычно в такие натуралистически-конкретные формы описания, что фантастическое в его изображении приобретает все черты объективно реального факта.

Первую часть своего «Жития» Епифаний почти целиком посвятил рассказу о своей борьбе с бесами в сунарецкой «пустыне». В изображении Епифания бесы - типичные запечные «шишиги» народных сказок. Не успел Епифаний поселиться в келье, которую он сам себе построил в дремучем лесу, как в ней поселились и бесы. Хитрые и «пронырливые», они всеми доступными им средствами старались досадить Епифанию, учинить ему какую-нибудь пакость. Два раза они поджигали у него келью, однажды чуть не удавили, согнув так, что он не смог даже пошевелиться. К счастью,

у Епифания всегда находился под рукой «образ вольяшной (литой) медяной пречистыя богородицы», который ему подарили в Соловецком монастыре, когда он собирался итти на Суну. Образ этот несколько сдерживал бесов. Зная, что у Епифания в келье на стенке всегда висит этот образ, они совсем его погубить не решались, но зато в течение долгого времени то испугают ночью, с шумом вскочив в келью, то спать помешают, сдавив «крепко и туго», то примутся, играя, качать его «яко младенца»; однажды они надолго отравили ему существование и довели даже до слез: населили келью муравьями, которые пребольно, по бесовскому наущению стали кусать ему «тайные уды», - «а иново ничего не едят, ни рук, ни ног, ни иново чево, токмо тайныя уды»; долго мучился Епифаний с муравьями, и варом их варил, и келью землею осыпал, и «сошницею» носил их на речку топить, - ничего не помогало, до тех пор пока в это дело не вмешалась богородица и не избавила его от страданий. С народными сказами о разных «шишигах» первая часть «Жития» Епифания сближается не только своими представлениями о бесах, но и натуралистически-конкретной формой описания всех столкновений с ними. Замечателен в этом отношении тот эпизод первой части «Жития» Епифания, где он рассказывает, как удалось ему однажды жестоко наказать бесов за все их проделки. Лег Епифаний как-то отдохнуть «после правила» и вдруг видит: вошли к нему в келью два беса, - «один наг, а другой в кафтане», - взяли доску, на которой он лежал, и принялись ее раскачивать. Рассердился Епифаний, встал, схватил беса нагого «поперек» так, что он даже перегнулся весь, и стал бить его о лавку, о «коничек», призывая на помощь богородицу. «А другой бес прямо дверей стоит в велице ужасе и хощет вон бежати ис келии, да не может, нозе бо его прилепишася к мосту келейному, и мучится, тянет нозе свои, от земли оторвати хощет, да не может, и сего ради бежати нелзе ему». Бил Епифаний беса, бил и не заметил, как он из рук его вывернулся и исчез; «зело устал, биюще беса, - рассказывает Епифаний, - а руце мои от мясища бесовского мокры».

Первая часть «Жития» Епифания писалась по воспоминаниям, которые уже успели перепутаться в памяти автора с реминисценциями из народных сказок, а может быть и книг, когда-то прочитанных им. Часть вторая «Жития» была написана под неостывшим еще впечатлением от казней, по свежим следам событий; в ней меньше вымысла, больше правды. Заметно отличается вторая часть «Жития» от первой и формой изложения: рассказ ведется в более сдержанных тонах, без отступлений в сторону, без той словоохотливости, которая порою оказывается в первой части и придает ей сказочно эпическую медлительность. Начиная с повествования о событиях из сунарецкого прошлого Епифания, вторая часть к концу перерастает в исповедь, в монолог, полный скорбной лирики: автор говорит о своем «страдании темничном», тоске, сомнениях; сетует, жалуется на судьбу, порою даже ропщет на бога... Центральное место во второй части «Жития» Епифания занимает рассказ о пустозерской казни 1670 г. и о всем том, что пришлось Епифанию пережить после того, как снова ему, по государеву указу, резали язык и отрубали пальцы на правой руке. Рассказ этот, полный драматизма и большой искренности, во многих отношениях типичен для Епифания как писателя. В нем с особенной наглядностью сказываются характерные черты его своеобразного стиля, лиризм, натуралистическая конкретность описаний в сочетании с безудержной фантастикой разных «сонных видений» и чудес.

Когда совершилась казнь, всех осужденных привели назад в темницу; Епифаний упал здесь на землю, весь в поту, и стал просить у бога смерти.

Но не услышал его бог. «И аз востав со земли и на лавку лег ниц, - вспоминает Епифаний, - и руку мою сеченую повесил на землю, помышляя в себе сице: «пускай кровь-та выдет из мене вся, так я и умру». И много крови вышло и в темнице стало мокро, и стражи сена на кровь наслали, и пять дней точил кровь ис тела моего, да бы ми от того смерть пришла. А точа кровь, вопел много ко господу на высоту небесную, глаголя: «Господи, господи, возми душу мою от мене, не могу терпети болезней горких, помилуй мене бедного и грешного раба твоего, возми душу мою от тела моего». И вижу, что не дает ми бог смерти... Ох, ох, горе, горе дней тех! Аз же грешный, в темнице един валялся по земли на брюхе, и на спине, и на боках, и всяко превращался от великия болезни, и от горкия тоски, всяко вопел ко господу, да возмет душу мою, тако же и богородице, и всем святым молихся, да помолятся о мне ко господу, дабы взял душу мою от мене господь». Долго так тосковал Епифаний, валяясь на земле и прося у бога смерти, вполз потом на лавку и лег на спине, а руку сеченую положил на сердце. Вдруг слышит: осязает руку его больную богородица своими руками, точно играет ею, и показалось Епифанию, что она к руке его и пальцы отрубленные приложила, и перестала рука болеть и отлегла от сердца тоска. Хотел Епифаний удержать руку богородицы, но не смог: богородица не позволила. Стал было тогда Епифаний псалмы и молитвы читать, но вспомнил, что нет у него языка и опечалился. «Господи, свет мой, куды язык мой ты дел? - вскричал Епифаний со слезами, зря на крест и образ Христов. Ныне сердце мое не веселится, но плачет, и язык мой не радуется, и нету его во устах моих». И стал Епифаний просить бога, чтобы вернул он ему язык. И услышал бог молитву Епифания. Очутился он вдруг среди поля, большого и светлого, и нет этому полю конца; «и вижу, - рассказывает Епифаний, - о левую страну мене на воздухе лежат два мои языка - московский и пустозерский, мало повыше мене; московский не само красен, но бледноват, а пустозерский зело краснешенек. Аз же грешный простер руку мою левую и взем рукою моею со воздуха пустозерский мой красный язык, и положил его на правую мою руку, и зрю на него прилежно: он же на руке моей ворошится живешенек; аз же дивяся много красоте его и живости его, и начах его обеими руками моими превращати, чюдяся ему, и исправя его в руках моих - резаным местом к резаному же месту, к кореню язычному, идеже преже бе, и положил его руками во уста мои». Только положил Епифаний язык в уста, как он прильнул к корню, стал расти и скоро дошел до зубов, полный и большой, «потребный на всякую службу»: и к еде и к молитве, и к чтению книг. Возвеселился Епифаний и восхвалил бога.

Все эти чудеса, однако, не спасли Епифания, по его собственному признанию, от малодушия и сомнений. Сидел он однажды в темнице своей и напала на него «печаль велика» и возмутила мысли. И начал он говорить сам себе: «Что се творится надо мною бедным? Монастырь оставил, в пустыне не жил, ...пошел к Москве, хотел царя отвратити от погибели его, злые ереси никониянские хотел от него отлучить и спасти его, - а ныне царь пуще и старово погибает, христиан зле всяко мучит за истинную святую старую христову веру, - а я ныне в темнице, яко во гробе, сижу, жив землею погребен, всякую нужду терплю темничную; дым горкой глотаю, глаза дымом и копотию, и всякою грязию выело, а клопы жива хотят съесть и червям не хотят оставить. А не ведаю, есть ли то на ползу и спасение бедной и грешной души моей, и приятно ли то, и угодно ли то богу, свету нашему, сия вся моя страдания...» Долго Епифаний размышлял о том, потребен ли богу «путь» его; наконец, устал и прилег на землю,

«на рогозину». И видит: тюремное оконце его раздвинулось и засиял в нем свет великий; потом свет этот стал сгущаться и превратился в лицо человеческое - «очи, и нос, и брада, подобно образу нерукотворному Спасову», и услышал Епифаний голос: «Твой сей путь, не скорби». И образ снова рассеялся в свет и стал невидим. Открыл Епифаний глаза, приподнялся, посмотрел на оконце темничное, - а оконце стоит по-старому. «И тот образ гласом своим отгнал от мене тму малодушия, - вспоминает Епифаний, - от того времени стал терпети с радостию всякую нужу темничную, благодаря бога, чая и ожидая будущия грядущия радости, обещанные богом терпящим его ради всякую скорбь и болезнь в веце сем».

Язык «Жития» Епифания не вполне однороден: охотно прибегая к просторечию в описательных частях своего рассказа, Епифаний в тех случаях, когда он от описания переходил к лирике своих интимных переживаний, - предпочитал язык славянский; все «высокое» в понимании Епифания нуждалось видимо, и в соответствующем словесном оформлении.

Не отрицая зависимости «Жития» Епифания в формальном отношении от «Жития» Аввакума, необходимо все же подчеркнуть, что Епифаний сумел внести в русскую литературу XVII в. и нечто свое, новое. Новым был интерес к миру своих интимных переживаний, новой была попытка разобраться в своих побуждениях и настроениях, нередко противоречивых, проникнуть во «вся внутреняя своя».

Не один из вопросов так не волновал в конце XVII в. и в первой четверти XVIII в. старообрядческий мир, как вопрос об антихристе. Вопрос этот не раз обсуждался и на старообрядческих «соборах» и в раскольничьей литературе. В том, что наступил конец мира и близок час пришествия «сына погибели» - антихриста, - старообрядцы не сомневались. Спорили лишь о том, когда и где явится антихрист, явился он уже или не явился, а если явился - то кто он. Самый факт возникновения подобного рода споров в старообрядческой среде свидетельствует о том, что она в борьбе своей с господствующей церковью пыталась использовать то же оружие, какое так успешно применяли против папства в XVI в. немецкие протестанты, в XVI-XVII вв. - украинские и белорусские «братства».

Здесь имела место и известная преемственность идей: в основу старообрядческой доктрины об антихристе легла так называемая «Кириллова книга», изданная в 1644 г. в Москве. «Кириллова книга» в основной своей части - буквальный перевод на славяно-русский язык трактата украинского полемиста Стефана Зизания - «Казане святого Кирилла патриарха Иерусалимского о антихристе и знаках его», - изданного в Вильне в 1596 г.

Мысль о скором конце мира и пришествии антихриста не могла не встретить самого сочувственного отклика в старообрядческой среде: она не только полностью объясняла старообрядцам все происходящее, но и оправдывала авторитетом св. писания их неприятие действительности, борьбу с господствующей церковью, с никонианами, «слугами» и «предтечами» антихриста. Вопрос о кончине мира и об антихристе в старообрядческой литературе был поставлен задолго до 13 мая 1667 г. - до окончательного оформления старообрядчества, как движения противостоящего господствующей церкви. Первой по времени попыткой подробного теоретического обоснования учения об антихристе, в применении к обстоятельствам

переживаемого момента, старообрядцы, были обязаны архимандриту Покровского в Москве монастыря Спиридону Потемкину. Это был человек с большими связями при дворе, родственник боярина Ф. М. Ртищева, образованный, знавший языки польский, латинский и греческий, строгий ревнитель «старины». Реформам патриарха Никона Спиридон Потемкин не сочувствовал. Осенью 1658 г. он составил обширную «Книгу» в девяти главах, почти целиком посвященную вопросу о «последнем времени» и пришествии антихриста. «Книга» эта пользовалась большим уважением среди старообрядцев, как одно из наиболее полных и обстоятельных «изложений» интересовавшего их вопроса об антихристе. В основу своих рассуждений об антихристе Спиридон положил толкование апокалиптических чисел 1000 и 666 «Кирилловой книги» и подобных ей сочинений; по этому толкованию человечеству, после воскресения Христова, суждено пережить три великих «отступления» от веры; третье «отступление» будет последним, вслед за ним явится антихрист и наступит кончина мира. Есть признаки, по мнению Потемкина, что последнее «отступление» произойдет в царстве Московском, ибо и здесь уже пошатнулась истинная вера, книги святые искажаются, «предтечи» антихриста устилают «путь гладок» «сыну погибели». Когда именно и где явится антихрист - неизвестно, видимо скоро. Мнение об антихристе Спиридона Потемкина целиком разделял и протопоп Аввакум. «Плакати нам подобает в настоящее время - писал Аввакум в предисловии к «Книге» своих «бесед» - Увы, увы мне!.. Антихрист прииде ко вратам двора, и народилось выблядков его полна поднебесная». В том, что антихрист скоро явится, Аввакум не сомневался. Он даже видел однажды антихриста во сне, о чем и счел нужным рассказать своим читателям в восьмой «беседе»: «Я братия мои, видал антихриста тово, собаку бешаную, право видал, да и сказать не знаю как. Некогда мне печалну бывшу и помышляющу, как приидет антихрист, враг последней к моим образом, да сидя, молитвы говоря, и забылся, понеже не могу стоять на ногах, сидя молюся окаянный. А се на поле на чистом много множество людей вижу. И подле меня некто стоит. Я ему говорю: чего людей много в собрании? Он же отвеща: антихрист грядет, стой, не ужасайся. Я подперся посохом двоерогим своим, протопоповским, стал бодро, ано ведут ко мне два в ризах белых нагова человека, плоть-та у него вся смрад и зело дурна, огнем дышит, изо рта, из ноздрей и из ушей пламя смрадное исходит. За ним царь наш последует и власти со множеством народа. Егда ко мне привели его, я на него закричал и посохом хощу его бить, он же мне отвещал: Что ты, протопоп, на меня кричишь? Я нехотящих не могу обладать; но волею последующих ми, сих во области держу. Да изговоря, пал предо мною, поклонился на землю. Я плюнул на него, да и очутился, а сам вздрогнул и поклонился господеви. Дурно сильно мне стало, ужасно, - да нечего на то глядеть. Знаю я по писанию о Христе и без показания, скоро ему быть».

Несколько иную позицию в вопросе об антихристе занял московский расколоучитель инок Авраамий, автор ряда посланий «верным» и обширного компилятивного трактата - «Христианоопасный щит веры». В отличие от Спиридона Потемкина и своих пустозерских собратьев, Авраамий держался того мнения, что антихрист явится не в Иерусалиме, а в России, ибо где открылось последнее «отступление», там подобает явиться и антихристу. Авраамий высказал предположение, что антихрист, возможно, явится в образе патриарха Никона. Окончательно это выяснится только за три с половиною года до кончины мира, кончину же мира Авраамий

уверенно относил к 1691 г. Патриарх Никон «зело подобится антихристу» по ряду признаков, которые Авраамий подробно перечисляет.

Писания об антихристе старших расколоучителей вызвали в широких кругах старообрядцев оживленный обмен мнениями и послужили основой нескольких легенд о патриархе Никоне - антихристе или его предтече. Эти легенды возникали уже в конце XVII в., расцвечивая фантастики реальную биографию главного врага «ревнителей старой веры». В первой четверти XVIII в. весь легендарный материал был объединен в старообрядческой «повести о рождении и воспитании и о житии и кончине Никона, бывшего патриарха московского и всея России», которая должна была опровергнуть «житие святейшего патриарха Никона», написанное его «клириком» Иваном Шушериным.

Считая Никона то самим антихристом, то лишь его «предтечей», старообрядцы пытались опорочить самое его рождение. «Сказание о Никоне патриарсе» уверяло, что отец у Никона был черемисин, а мать - русалка («Минка да Манька», как повторял и Аввакум). До монашества Никон, по словам этой легенды, был «осторожелчив, яростив и злопамятлив... жену имяше пиянчиву и оплазливу». Татарин-волхв, «волхвуя же скверною своею бесовскою книгою и палицею», предсказал Никону-Никите: «ты будеши государь великий». Соловецкие монахи распространили легенду о том, что игумену Елизару было следующее видение: когда Никон в церкви «нача чести святое евангелие... около выи его обвился змий великий черный, пестр и по плещама лежащ». Напуганный игумен «восплакася горко... и глагола к братии вслух всем: О братие, аще бы кто сего старца убил, аз бы, грешный, умолил бога за него».

В «Повести душеполезной о житии преп. отца нашего Корнилия» передавалась легенда о видении старцу Чудова монастыря: «Змий велик пестрый и страшен зело обогнувся около царских палат, главу и хобот имеющь в палатах царских и шепчющь во ухо царево». Старцы узнали, что в ту ночь, когда было это видение, «беседова царь с Никоном». Так легенда изображала влияние Никона на царя, быть может не без воздействия «Сказания о Вавилонском царстве» (Вавилон окружен огромным змием, не пропускающим никого за стены города).

Ссылаясь на «соловецких старцев», повесть о Димитрии рассказывала о том, как земляк Никона, привезя в Москву осетра в подарок царю, остановился у патриарха и был свидетелем его дружеской встречи с бесами. Посмотрев из своей «полаты» «скважнею в двери», Димитрий увидел «окаянного Никона в большей полате от множества бесов почитаема и любезно лобызаема, и на престоле посаждаема и яко царя величаема». Бесы упрекали Никона, зачем он пустил к себе Димитрия, который «видить вся наша действа», и убеждали патриарха: «удави его». Димитрий притворился спящим, когда вошел к нему Никон, а тот «нача иглою копать пяты ног спящего», чтобы убедиться, спит ли он. В палате Никона Димитрий видел башмаки, в стельках которых были вложены образ богородицы и крест - патриарх попирал их ногами. Эту последнюю легенду повторяли многие повести о Никоне и в XVIII в.

«Повесть о ерархе нашем Никоне» передает, будто бы со слов самого Никона, о его пребывании в аду, где он советовался «со отцем и со князи его», как лучше подготовить царство антихриста. Написанная с

полным убеждением в том, что Никон - «предтеча» антихриста, эта повесть, возможно, принадлежит соловецким инокам, после взятия Соловецкого монастыря сосланным в Пустозерск. Литературный прототип этой повести, по мнению исследователя (В. Н. Перетц), - «Слово Евсения Самосатского о сошествии во ад Иоанна Предтечи», переработавшее апокрифическое Никодимово евангелие; в отдельных эпизодах есть сходство и со «словом о чародее Месите».

Легенды о Никоне продолжали слагаться и тогда, когда после низложения он сам оказался в заточении. Попрежнему рассказывали, что Никон общается с диаволом, вызывая его заклинаниями. Монах Иона, живший с бывшим патриархом в ссылке, «письменно показа» о встречах Никона с диаволом; было наряжено следствие, и после того, как «ясно показася во всех истина», Никон был переведен из Ферапонтова монастыря в Кирилло-Белозерский. Небылицы о поведении Никона продолжали слагаться и здесь, но они уже не касались его отношений к диаволу. Сохранился рассказ о том, как Никон пытался будто бы исцелить слепую «боярыню».

ЖИТИЕ И ЧУДЕСА ПРЕПОДОБНОГО СЕРГИЯ ИГУМЕНА РАДОНЕЖСКОГО,

записанные преподобным Епифанием Премудрым,

иеромонахом Пахомием Логофетом и старцем Симоном Азарьиным.

В основе настоящего издания Жития Преподобного Сергия Радонежского (в переводе на русский язык) лежат две древнерусские редакции Жития, создававшиеся в разное время тремя авторами – Епифанием Премудрым, Пахомием Логофетом (Сербом) и Симоном Азарьиным.

Епифаний Премудрый, известный книжник начала XV века, инок Троице-Сергиевой Лавры и ученик Преподобного Сергия, написал самое первое Житие Преподобного через 26 лет после его смерти – в 1417–1418 годах. Для этого труда Епифаний в течение двадцати лет собирал документальные данные, воспоминания очевидцев и свои собственные записи. Великолепный знаток святоотеческой литературы, византийской и русской агиографии, блестящий стилист, Епифаний ориентировался в своем сочинении на тексты южнославянских и древнерусских Житий, мастерски применив изысканный, насыщенный сравнениями и эпитетами стиль, получиший название «плетение словес». Житие в редакции Епифания Премудрого кончалось преставлением Преподобного Сергия. В самостоятельном виде эта древнейшая редакция Жития не дошла до нашего времени, а ее первоначальный облик ученые реконструировали по позднейшим компилятивным сводам. Помимо Жития, Епифаний создал также Похвальное слово Сергию.

Первоначальный текст Жития сохранился в переработке Пахомия Логофета (Серба), афонского монаха, жившего в Троице-Сергиевом монастыре с 1440 по 1459 год и создавшего новую редакцию Жития вскоре после канонизации Преподобного Сергия, состоявшейся в 1452 году. Пахомий изменил стилистику, дополнил текст Епифания рассказом об обретении мощей Преподобного, а также рядом посмертных чудес, он же создал службу Преподобному Сергию и канон с акафистом. Пахомий неоднократно исправлял Житие Преподобного Сергия: по мнению исследователей, существует от двух до семи Пахомиевых редакций Жития.

В середине XVII века на основе переработанного Пахомием текста Жития (так называемой Пространной редакции) Симон Азарьин создал новую редакцию. Слуга княжны Мстиславской, Симон Азарьин пришел в Лавру, чтобы излечиться от болезни, и был исцелен Архимандритом Дионисием. После этого Симон остался в монастыре и шесть лет был келейником преподобного Дионисия. С 1630 по 1634 год Азарьин состоял Строителем в приписном к Лавре Алатырском монастыре. После возвращения с Алатыря, в 1634 году Симон Азарьин стал Казначеем, а спустя двенадцать лет Келарем монастыря. Кроме Жития Преподобного Сергия, Симон создал Житие преподобного Дионисия, закончив его в 1654 году.

Житие Сергия Радонежского в редакции Симона Азарьина вместе с Житием Игумена Никона, Похвальным словом Сергию и службами обоим святым было напечатано в Москве в 1646 году. Первые 53 главы Симоновой редакции (до рассказа об инокине Мариамии включительно) представляют собой текст Жития Епифания Премудрого в обработке Пахомия Логофета (Серба), который Симон разбил на главы и несколько переработал стилистически. Следующие 35 глав принадлежат собственно Симону Азарьину. Готовя Житие к изданию, Симон стремился собрать наиболее полный список сведений о чудесах Преподобного Сергия, известных со времени кончины святого до середины XVII века, но на Печатном дворе, как пишет сам Азарьин, мастера с недоверием отнеслись к его рассказу о новых чудесах и по своему произволу напечатали только 35 глав о чудесах, собранных Симоном, опустив остальные. В 1653 году по поручению Царя Алексея Михайловича Симон Азарьин доработал и дополнил Житие: он вернулся к неопубликованной части своей книги, добавил в нее ряд новых рассказов о чудесах Преподобного Сергия и снабдил эту вторую часть обширным предисловием, однако эти дополнения не были тогда изданы.

Первый раздел настоящего текста включает в себя собственно Житие Преподобного Сергия Радонежского, кончающееся его преставлением. 32 главы этого раздела представляют собой редакцию Жития, сделанную Пахомием Логофетом. Второй раздел, начинающийся повествованием об обретении мощей Сергия, посвящен посмертным чудесам Преподобного. Он включает в себя редакцию Жития Симона Азарьина, опубликованную им в 1646 году, и его позднюю часть 1653 года, содержащую добавления о новых чудесах и начинающуюся с предисловия.

Первые 32 главы Жития, а также Похвальное слово Преподобному Сергию приводятся в новом переводе, сделанном в ЦНЦ «Православная Энциклопедия» с учетом перевода М. Ф. Антоновой и Д. М. Буланина (Памятники литературы Древней Руси XIV – сер. ХV в. М., 1981. С. 256–429). Перевод глав 33–53, также как и остальных 35 глав, принадлежащих перу Симона Азарьина, осуществлен Л. П. Медведевой по изданию 1646 года. Перевод позднейших добавлений Симона Азарьина 1653 года сделан Л. П. Медведевой по рукописи, изданной С. Ф. Платоновым в Памятниках древней письменности и искусства (СПб., 1888. Т. 70). Разбивка на главы Пахомиевой редакции Жития сделана в соответствии с книгой Симона Азарьина.

ПРЕПОДОБНОГО И БОГОНОСНОГО ОТЦА НАШЕГО

ИГУМЕНА СЕРГИЯ ЧУДОТВОРЦА,

написанное Епифанием Премудрым

(по изданию 1646 года)

ВСТУПЛЕНИЕ

Слава Богу за все и за все дела, ради которых всегда прославляется великое и трисвятое приснославимое имя! Слава Вышнему Богу, в Троице славимому, Который есть наше упование, свет и жизнь, в Которого мы веруем, в Которого мы крестились. Которым мы живем, движемся и существуем! Слава Показавшему нам жизнь мужа святого и старца духовного! Господь знает, как прославить славящих Его и благословить благословляющих Его, и всегда прославляет Своих угодников, славящих Его чистой, богоугодной и добродетельной жизнью.

Благодарим Бога за Его великую благость к нам, как сказал апостол: "Благодарение Богу за неизреченный дар Его! " . Ныне же мы должны особенно благодарить Бога за то, что Он даровал нам такового святого старца, я говорю о господине Преподобном Сергии, в нашей Русской земле и в нашей северной стране, в наши дни, в последние времена и годы. Гроб его находится у нас и перед нами, и, приходя к нему с верой, мы всегда получаем великое утешение нашим душам и большую пользу; воистину это великий дар, дарованный нам от Бога.

Я удивляюсь тому, что минуло столько лет, а Житие Сергия не написано. Я горько опечален тем, что с тех пор как умер этот святой старец, пречудный и совершенный, прошло уже двадцать шесть лет, и никто не дерзнул написать о нем – ни близкие ему люди, ни далекие, ни великие, ни простые: великие не хотели писать, а простые не смели. Через год или два после смерти старца я, окаянный и дерзкий, осмелился начать это дело. Вздохнув к Богу и попросив молитв старца, я начал подробно и понемногу описывать жизнь старца, говоря самому себе: "Я не возношусь ни перед кем, но пишу для себя, про запас, на память и для пользы". За двадцать лет у меня составились свитки, в которых для памяти были записаны некоторые сведения о жизни старца; часть записей была в свитках, часть в тетрадях, но не по порядку – начало в конце, а конец в начале.